"Птичий профиль обрекал его на роли заграничных педантов"

Артист театра и кино Альберт Филозов в 2000 году. Фото Виталия Белоусова (ИТАР-ТАСС)

Птичий профиль Филозова буквально обрекал его на роли заграничных педантов, читающих нотации простодушным увальням: выхолощенных англичан, скандинавов и вообще немцев (немцами, помнится, звали у нас когда-то всех иностранцев без разбора за то, что по-русски не бают; немые, стало быть). Эпоха благоприятствовала: в годы его дебюта и расцвета кинематограф откровенно переориентировался на иностранщину и старину глубокую: отеческая современность казалась (да и была) невыносимо пресной.

Филозов носил фраки, бакенбарды, трости и котелки, подчеркнуто прямил спину и гляделся в монокль, использовал архивные обороты «милостивый государь» и обещал рассказать детям, из чего делают деньги. Роли в детском и комедийном кино требовали известного гротеска: и папа Бэнкс в «Мэри Поппинс, до свидания!», и папа Ларссон в «Рыжем, честном, влюбленном», и мистер Секонд в «Человеке с бульвара Капуцинов», и учитель Иван Карлович в «Черной курице, или подземных жителях». Даже в русском репертуаре ему больше шел образ «людей в футляре» — скажем, автора триады «православие-самодержавие-народность» графа Уварова Филозов в «Последней дороге» сыграл совершеннейшею сушеною воблой — хотя и не без доверительных интонаций: «Как человек — Пушкина прощаю. Как министр — не позволю развращать Отечество! Отчего Пушкин мундира никогда не носит??»

Наталья Варлей и Альберт Филозов в спектакле театра имени К.С.Станиславского "Тени", 1976 год. Фото Михаила Строкова /Фотохроника ТАСС/

Потому-то даже немцы в его фильмографии подбирались преимущественно ученые, назидательные: Шмидт в «Никколо Паганини», Фердинанд Рис в «Жизни Бетховена», Рудольф в «Двух главах из семейной хроники». Фашистом он был едва ли не единожды — но то уж был всем фашистам фашист: шеф покушения на Большую Тройку и вождь современных нео-наци Шернер из «Тегерана-43». Тогда им с Джигарханяном надлежало сделать из акций ветеранов Третьего рейха натуральное «восстание живых мертвецов», и оба с задачей справились отменно. Позже на пару вели актерский курс во ВГИКе и много играли на сцене театра «Школа современной пьесы»: Джигарханян гастролером, а Филозов в труппе.

1992 год, Любовь Полищук и Альберт Филозов в спектакле "А чой-то ты во фраке?" театра "Школа современной пьесы". Фото Алексея Антонова /Фотохроника ТАСС

Но детям он больше запомнился странствующим философом-дровосеком Оскаром в «Расмусе-бродяге». В повести Астрид Линдгрен Оскар был здоровенным добряком — но режиссер Муат на роль беспризорника Расмуса подобрала такого белокурого «диккенсовского» ангела, что и в пару ему потребовался партнер помягче и поинтеллигентней. Филозов в парике копной и огромных башмаках носил на плече котомку, пел песни про «лохматое-хвостатое-четвероногое» и про Мартину, которая прядет, ткет, шьет и ждет — вышла чуть рафинированная, но все равно расчудесная версия.

Обычно прямой, как палка, в заграничном шитье, в ролях соотечественников Филозов пребражался: сутулился, стеснялся, спотыкался и был прямой противоположностью значительных лиц из своего традиционного репертуара. В «Вам и не снилось» запоздалые и нелепые шашни его героя-папы с когдатошней одноклассницей, кажется, и стали причиной трагедии детей: осерчавшая мама решила развести младших, чего бы ей это ни стоило. Тряпкой-интеллигентом, который добра хотел, а вышло скверно, Филозов был и в первой своей главной роли в «Виде на жительство»: в разгар еврейской эмиграции-72 вышел мрачный черно-белый фильм-предупреждение о черством мире чистогана, в котором невозвращенцам никто особо не рад, если только они не готовы работать «вражьими голосами».

2007 год, актер Альберт Филозов в роли Доброго колдуна на съемочной площадке фильма режиссера А. Аль - Хадада "Властимир".Фото: Константин Веремейчик/ТАСС

Наверно, аналогичным был путь Смоктуновского (чем-то они были схожи). Застенчивый тихоня всю жизнь притворялся надменным сухарем с неподвижной по-британскои верхней губой — внешность позволяла. Иногда играл кого-то вроде Деточкина. Быть собой — робко загораться, и размахивать руками, и делано форсить, вспоминая джазовую юность и амурные фиаско, — Филозову удавалось только в театре: в пьесах В.Славкина «Серсо» и «Взрослая дочь молодого человека».

Не оттого ли многие даже успешные киноартисты театр любят сильнее?