А что голос у Васи скрипучий — так на то мы и сгрудились кучей

Василию Ливанову исполняется 80!

Фото: РИА Новости

Голосом Ливанова говорили Холмс, Карлсон, Гена-крокодил и Удав, у которого бабушка. Английский сыщик, африканский змей, русский крокодил и лучшее в мире шведское привидение с мотором изрекли умного на полный цикл бесед о русской культуре, три тома энциклопедии и сборник мудрых эпиграфов «Так говорил Ливанов» (хотя «Так говорил Крокодил» продавалось бы лучше).

«Таких людей, как я, в мире очень немного. Может быть, даже я такой один».

«Женщинам, Ватсон, нельзя доверять. Даже самым лучшим из них».

«Курить вредно. Видите, какой я худой? Это от курения».

«А мы тут, знаете, все плюшками балуемся».

«На шею не дави! На шею - не дави».

«Спокойствие, только спокойствие. Сейчас я вас настигну - вот тогда и похохочем».

«Когда я был маленьким крокодилом, я никогда не лазил по пожарным лестницам».

«А в попугаях-то я гораздо длиннее!»

Одного этого было достаточно, чтоб навечно внести ливановское имя в святцы, скрижали и списки Всесоюзной пионерской организации имени Ленина. А он еще написал сценарии обоих «Бременских музыкантов» и «Дед Мороз и лето», повести «Мой любимый клоун» и «Агния, дочь Агнии» («Юность» 70-х, все читали) и встал памятником на Смоленской набережной возле посольства Соединенного королевства Великобритании и Северной Ирландии.

Сын народного артиста, корифея и мастодонта, лауреата всего и вся, Ливанов принадлежал к позолоченной молодежи и в юности любил горделиво запрокидывать голову, будто общался со сферами. В этом видели ранимость и незащищенность и приглашали на роли молодых близоруких подвижников и страстотерпцев: радиста Андрея в «Неотправленном письме», доктора Саши Зеленина из аксеновских «Коллег» и заглавного героя Янко в «Слепом музыканте» (слепые часто ходят, слегка вытянув голову и прислушиваясь, с легкой интеллигентской неувереностью, которую юный Ливанов изображал бесподобно). Владимир Мотыль, напротив, увидел в этом воздетом подбородке показную спесь и высокомерие (хоть и с примесью державного волнения) и отдал Ливанову роль Николая Первого в «Звезде пленительного счастья». Николая Павловича в России традиционно рассматривают как тупого выхолощенного держиморду, гонителя и реакционера - а Ливанову удалось передать весь мессианский мандраж 28-летнего наследника (самому-то в этой роли было уже 40) в день восшествия на престол и мятежа столичного гарнизона. Холеной рукой кормил он уток в государевом пруду и отдавал первые в жизни высочайшие повеления - подрагивая от гнева и груза свалившихся великих исторических событий.

А затем явился русский Холмс - не надменный сверхчеловек, утомленный людским несовершенством, а энергичный, торжествующий и довольно громкий холостяк в самом расцвете сил - да-да, еще один Карлсон, только с аналитическим умом и дедуктивным методом. Песню «Бывал я в разных странах/ И если захочу/, То поздно или рано/ Я всех разоблачу» из ливановского же «По следам бременских музыкантов» Холмс в шутку мог исполнить и сам: английский никогда, а наш - запросто. Страсть к переодеванию в колченогих слепцов и пьющих старушек уже говорила о мощном игровом темпераменте, а он еще и дрался с Ватсоном на кулачках и прорицал его действия спиной, потому что видел докторово отражение в самоваре. Как всякого русского инспектора, его любили собаки, дети и завязавшие преступники. Женщины его любили тоже, но он боялся растерять свое саркастическое превосходство и потому отношений чурался, сплавляя поклонниц Ватсону (одна из них вышла за него замуж в фильме, а другая в жизни: племянницу змеиного отравителя доктора Ройлотта играла Марина Леонидова-Соломина). Бедная действием и богатая разговорами проза, более годная для радиоспектаклей, благодаря сценариям Дунского, Фрида и Валуцкого, музыке Дашкевича, режиссуре Масленникова и игре, именно игре Соломина с Ливановым стала дивным субботним развлечением советского обывателя. Интрига не волновала: кто преступник, и так все знали (чтение тогда было много популярней, чем сейчас), и авторы сосредотачивались на смаковании процесса - впервые наделив викторианский мир теплой, а не ледяной иронией. Холмс был братом принца Флоризеля, и Габриэля Конроя из «Вооружен и очень опасен», и королей с капустой из прибалтийских экранизаций О. Генри - с ленцой, но и озорством развлекающихся на досуге виртуозов.

Все-таки в его фамилии зашифрован никакой не Ливан и тамошние кедры, а русский Иван и английское «жить».